Благородный пансион
Набережная реки Фонтанки, д. 164
Если, прейдя Калинкин мост, свернуть по Фонтанке направо, то вскоре на неширокой набережной можно заметить старинный с мезонином дом № 164 - желтого цвета, уютно выглядывающий из-за древесных кущ. По его сторонам стоят двухэтажные флигели, которые между собой некогда соединялись оградой.
Пройдя низкой подворотней, попадаешь в обширный задний двор, где угадываются остатки старого сада. Неожиданно душу охватывает чувство покоя, тишины, будто рядом не шумный современный город, а иное время, когда этот невысокий дом видел Пушкина и Глинку.
Его предыстория начинается вскоре после основания Петербурга. В самом устье Фонтанки, на ее левом берегу, Петр I велел разместить шпалерную мануфактуру, где русские рабочие трудились под началом приглашенных из Франции мастеров.
После переезда мануфактуры к Литейному двору в ее длинное здание (№ 166 в перестроенном виде) въехала расположенная по соседству полотняная фабрика, на которую, по словам историка Пыляева, «при Елизавете заключали женщин за развратную жизнь». Слева от фабрики, в сторону моста, шли небольшие участки, а близ дороги в Екатерингоф тянулась английская пивоварня.
Как выглядел тот район в те далекие времена, показывает редкая гравюра Петра Штелина. Художник хорошо знал эти места, ибо его отец Яков Штелин, - известный ученый XVIII века, обосновался здесь еще в 1760-м году. Через шесть лет, купив у местного священника еще один участок, выстроил он себе между фабрикой и пивоварней деревянный загородный дом, куда летом наезжал из своего особняка, стоявшего на Большой Морской, у Исаакиевской площади.
К этому времени Штелин уже три десятилетия жил в Петербурге, занимал пост конференц-секретаря Академии наук и редактировал «Санкт-Петербургские ведомости». Обладая разносторонними способностями, он к тому же был неутомимым тружеником: писал стихи, переводил пьесы, сочинял рисунки для медалей, но особенно много делал для изучения русской истории, оставив после себя, например, лишь недавно полностью изданные заметки об архитекторах, живописцах, скульпторах и писателях, работавших в столице до него и при нем.
После смерти Штелина его вдова продала в 1790 году деревянный дом своей внучке Анне-Марии, бывшей замужем за французским купцом Оттом. Через два года новой хозяйке удалось расширить владение, прикупив место соседа, справа. Протянувшись до Песочной улицы (ныне проспект Огородникова), участок обрел окончательные размеры, и к 1798-му на нем уже стоял каменный двухэтажный дом длиной в тринадцать сажень с мезонином и бельведером, выстроенный в стиле классицизма неизвестным зодчим.
Фасад по первому этажу был покрыт дощатым рустом, в центре второго имел балкон, куда из большого зала вела трехстворчатая дверь. Выход в лежащий за домом сад был оформлен четырьмя колоннами. То была типично загородная усадьба, хотя уж давно граница города проходила не по Фонтанке. Кроме главного дома, на участке также стояли хозяйственные деревянные постройки и каменный служебный флигель в один этаж.
В этой усадьбе жил в 1795 году мебельщик Генрих Гамбс, прибывший из Германии пятью годами ранее. Он был еще молод, но уже держал мастерскую, которая имела большой успех в следующую половину века. Здесь по рисункам известных зодчих делалась великолепная мебель, которой обставлялись императорские дворцы и богатые особняки.
В мае 1816 года «Санкт-Петербургские ведомости» поместили объявление: «Отдается в наймы хорошо устроенный дом... с зимним при доме и большим летним для гулянья садом», и в следующем году в него въехал только что созданный Благородный пансион Главного педагогического института - среднее учебное заведение закрытого типа для дворян, обучение в котором было рассчитано на четыре года и ставило целью «образовать воспитанников к службе гражданской». Стоило оно немало — 1500 рублей в год.
Учили в пансионе те же преподаватели, что и в институте, преобразованном ... в 1819-м в университет.
Естественное право читал Куницын, лекциями
которого в Лицее восхищался Пушкин, логику - Галич, к которому поэт обратил два послания, географию - молодой Арсеньев, будущий академик,
историю - немец Раупах, «человек с необыкновенным даром слова». Все они придерживались весьма вольнолюбивых взглядов и внушали их ученикам,
за что и были, в конце концов, уволены.
Кроме естественных и гуманитарных наук, воспитанники учились также военной науке, рисунку (у Бессонова), танцам, пению (у Кавоса) и фехтованию. Уроки длились восемь часов, на каникулы отводился месяц.
Итак, 1 сентября 1817 года пансион торжественно открылся, хотя и был укомплектован лишь наполовину. Классы и кабинеты разместились в бельэтаже, библиотека - в мезонине, актовый зал и столовая - в нижнем этаже. Правый флигель заняли дортуары, левый - лазарет, кухня и квартиры служащих. Для прогулок служил тенистый сад с двумя беседками: одна стояла на холме, другая была «огромная, круглая, в окнах и в зеркалах, вделанных в стены». К саду примыкал огород, поставлявший на кухню овощи.
В числе сорока поступивших был двенадцатилетний Лев Пушкин - «небольшого роста, белый, как баран курчавый», которого поэт «нежно любил... с примесью родительской строгости». Живя неподалеку на Фонтанке, «Александр Сергеевич часто приходил к брату, и мы сходились большей частию у Кюхельбекера, учившего нас русской словесности», - так вспоминал Соболевский, известный в будущем библиофил и библиограф, которого в пансионе за худобу прозвали «Ибисом». Здесь он крепко подружился с поэтом и впоследствии в Москве заказал Тропинину написать с натуры его портрет.
Кюхельбекер жил в четырех светелках бельведера, куда к нему приходили также Дельвиг и Баратынский, как об этом пишет Маркович, ставший позднее видным историком Малороссии. По его словам, «Кюхельбекер был очень любим и уважаем всеми воспитанниками» и мечтал создать в пансионе литературное общество во главе с Жуковским. Когда в начале 1821 года Кюхлю уволили, учащиеся, руководимые Львом Пушкиным, сильно возмутились и потребовали вернуть любимого наставника. Дирекция, верно, усмотрела в этом возмущении «всеобщий дух своеволия», предшествовавший заговору декабристов. Один из «пансионеров» — Александр Плещеев вступил затем в их ряды.
Наверху, у Кюхельбекера, который был также гувернером, жил Михаил Глинка, поступивший в начале февраля 1818 года. Здесь нашлось место для фортепиано, и он «уже в пансионате был превосходным музыкантом», хотя писал в те годы и стихи и «получил похвальный лист», за успехи в рисовании.
Познакомившись в пансионате с Пушкиным, Глинка спустя годы написал первый романс на стихи поэта – «Не пой, красавица, при мне»…
В пансионате друзьями будущего композитора были высокий и апатичный Александр Римский – Корсаков, пять стихотворений, которого он позже положил на музыку, и Николай Мельгунов, музыкант – любитель и журналист, который участвовал в написании книги «Очерки русской литературы», изданной на немецком языке в Германии и способствовавшей популяризации Пушкина на Западе.
Будущим журналистом и издателем «Сына Отечества» был другой «пансионер» - Константин Масальский - «остроносенький круглячок», который писал позже «много басен, водяных стихов, исторических романов» и перевёл на русский «Дон-Кихота»…
Так как дом на Фонтанке оказался «сыр и тесен», то в 1820-м был куплен другой, на углу Звенигородской и Ивановской, куда осенью следующего года переехал Благородный пансион – этот «второй лицей», позже преобразованный в гимназию.
Прежнее здание приобрел Воспитательный дом, поручив своему архитектору Доменико Квадри приспособить его под богадельню, которая обосновалась в конце 1824 года.
Д.Квадри присоединил главный корпус с флигелями, перенес в центр лестницу, снес бельведер и пробил новые окна. Богадельня занимала дом до 1867 года, когда его передали Николаевскому женскому училищу – начальной школе с рукодельным уклоном. Когда же в 1906 году училище покинуло особняк, он на три года перешел к сиротскому дому, а затем пустовал до начала мировой войны. В войну здесь разместился находившийся по соседству морской госпиталь, а после революции – снова детский дом. Затем обыкновенный жилой дом. Сейчас это простой дом, на котором нет памятной доски, а жаль – ибо хорошо сохранившийся ампирный особняк можно было включить не только в пушкинские, но и другие маршруты, посвященные истории города.
